Я проснулся, когда солнце за окном уже село за горизонт. Сел в постели. Облегчённо подумал, что голова болит гораздо меньше, хоть сам я ощущал себя как-то неприятно разбитым.
Мамы в комнате не было. В душе шумела вода.
Я оделся и вышел на балкон. Да, уже был глубокий вечер. В номере я заправил кровать. Сказать по правде, мне было немного страшно ждать маму из душа. Я как-то раньше не думал… Ну, в смысле, предыдущую ночь и утро, я не думал, что вообще-то, нам с мамой так-то ещё и жить вместе дальше. М-да..
Вряд ли, конечно, мама что-то расскажет отцу. В этом я не сомневался. Ну, а в то, что она укажет мне на дверь своего дома, — в этом я ПОЧТИ не сомневался. Чёрт, куда же пойду? Ведь средств к независимому существованию у меня пока не было и не предвиделось. В конце концов, я вот и в институт хотел поступить, отучиться. Мы с мамой вместе выбирали мне будущую специальность. А может тогда, лучше по осени в армию отправиться? А что? Тоже выход, как ни крути..
Я уже на полном серьёзе прикидывал, а примет ли меня к себе пожить бабушка или тётка, мамина сестра..
Но в это время мама вышла из душа.
Я оторопело, а по виду скорее испуганно, уставился на мать. Даже вскочил с кровати. Но вот глаза на маму поднять я так и не решился. Я был уверен, что сейчас стопроцентно огребу по полной. Во всяком случае, за миньет днём, мне уж точно не было никакого оправдания.
Мама была только в одном полотенце, обёрнутым вокруг тела. Мокрые волосы свисали с плеч. Она бросила на меня короткий взгляд и, видимо, заметив моё крайнее смущение, усмехнулась. Но ни слова не сказала.
Она подошла к старому трюмо с большим зеркалом, что стояло около двери на балкон и которое маму сразу оккупировала, едва мы въехали в номер.
— Иди-ка, сюда, — коротко позвала мама меня, не оборачиваясь. Я подошёл, не смея поднять глаз на её отражение в зеркале.
Через плечо мама протянула мне баночку с каким-то кремом. Я молча взял.
— Смажь меня…
Я понуро приподнял голову, недоумевая, мол, что именно? Но мама снова усмехнулась, но на этот раз зло.
— Сейчас поймёшь, — сухо сказала мама. Не знаю, что она сделала. Но в следующую секунду полотенце, скользнув по её телу, упало к её ногам. Я смущённо потупился. Чёрт, наверное, она могла просто оголить спину, чтобы я намазал её?
— Ну?, — требовательно повторила она.
Робея, я поднял глаза и обомлел… Ну, наверное, этого стоило ожидать. Вся её спина и ягодицы была покрыта рубцами от трости Светы. Нет, конечно, было сразу видно, что это не глубокие раны, а только на коже… Но тем не менее..
Я даже забыл, что мама стоит передо мной совершенно обнажённая, до того стало жалко её, аж до слёз.
Кроме следов от порки было ещё что-то. Но выше, на плечах, а ещё на ягодицах. Такое ощущение, что это или следы от укусов или от засосов. Их было много… Конечно, я сразу догадался, на что именно надо наносить крем.
Я запустил пальцы в банку с кремом. Не знаю, что это было за крем, но он был бесцветным и пах приятно. Я начал с маминых плеч.
— Да осторожнее ты, бестолочь!, — в сердцах обругала меня мама, дёрнувшись плечами, — больно же!
— Прости, мам, прости… , — пробормотал я. На миг мой предательский взгляд скользнул-таки через её плечо на её отражение в зеркале, остановившись на большой упругой груди. Правда, в следующий миг в том же отражение мамин негодующий взгляд буквально обжёг меня и я торопливо опустил голову. Да и в любом случае, в теперешней наготе мамы не было ни тени эротизма.
Я аккуратно, одними кончиками пальцев, кропотливо и тщательно наносил крем на её кожу, постепенно опускаясь всё ниже. Сейчас мне было невыносимо жаль её. Наверное, или даже однозначно, я должен был сейчас ещё испытывать и раскаяние и за собственный вклад в то, что вчера ночью вытворяли с моей матерью. Но этого не было. Совесть не мучила меня.
Смазав на её коже следы от порки уже на её пояснице, чуток повыше попы, я в нерешительности остановился. По идее, надо было смазать и рубцы, как и следы от засосов, и на её ягодицах, но я никак не мог решиться. Как не мог решиться спросить и её об этом.
— Что-то ты сегодня такой нерешительный?, — с издёвкой спросила мама, — я долго буду ждать?
Я опять пробормотал что-то нечленораздельное и принялся за её задницу. Правда, теперь ощущение и от её ягодиц в моих ладонях тоже не приносило мне ни малейших эротических переживаний.
Я выпрямился, ожидая, что это всё. Но мама, как ни в чём не бывало, просто повернулась ко мне лицом. Я понимаю, что после вчерашнего это смешно, но я мигом покраснел, как рак.
Мама стояла очень близко ко мне, её грудь едва ли не касалась моей груди и она пристально смотрела прямо мне в глаза. Я не смог и секунды выдержать её взгляд и, чувствуя, как пылают мои щёки, опустил глаза.
— Ну, надо же… , — внезапно она ухватила пальцами меня за подбородок и вскинула мою голову вверх, — смотри же!
Мне показалось, что она хочет ткнуть моё лицо в свою грудь. О… Её несчастная грудь. Она была, буквально, вся искусана и покрыта засосами.
— Тут и твои засосы есть, МЕРЗАВЕЦ!, — мама гневно теребила мой подбородок, — полюбуйся теперь, сыночек!
Я, понятное дело, молчал. А что тут говорить? И всячески старался даже на секунду не встретиться глазами с её глазами.
Мама ещё раз выругала меня. Потом помолчала, опять испепеляя моё лицо своим взглядом. Отпустила мой подбородок.
— Давай, мажь. Только ОСТОРОЖНО!!!
Я начал с её плеч. Руки предательски дрожали. Нет, не от похоти. Мне реально было не по себе. Спереди, мама, реально выглядела не лучше, чем сзади. Рубцов от трости было, правда, поменьше, а зато и её грудь, и живот и бёдра были обильно покрыты засосами и укусами. Я смело принялся растирать кожу на её груди не ожидая разрешения. Потом, опустился на её живот и бёдра. Правда, как-то умудрился ни разу не бросить взор между её ног.
Уверен, в другой ситуации, будь это хотя бы вчера днём, я бы уже попросту кипел от возбуждения и похоти. Ничего себе, так то? Мамка голая вся стоит передо мной, а я её кремом намазываю. Да, это же нечто! Но сейчас, я ровным счётом не испытывал ничего, кроме жалости к ней.
В конце, мама отобрала у меня крем и, зачем-то отвесив мне подзатыльник, сказала, что достаточно.
После я сидел в кресле, всячески изображая, что читаю журнал. А сам нет-нет, но бросал тайком недоуменные взгляды в сторону мамы.
А, мама, как была голая, даже и не думая прикрываться от меня, сидела перед трюмо. Она тщательно уложила свои волосы в витиеватую причёску. Подкрасила ногти на руках и ногах. Затем принялась «наводить красоту» на лице.
Сказать по правде, вот теперь-то её вид, — вид полностью обнажённой женщины накрашивающей себе губы или брови, — супротив моей воли, начал меня понемногу волновать. Ну… В том самом смысле волновать. Никогда раньше не думал, насколько сексуально и возбуждающе может выглядеть прихорашивающаяся женщина. Мама же упорно не обращала на меня никакого внимания. И я почёл за лучшее не напоминать ей о моём существовании.
Попозже, абсолютно естественно и так, как будто меня тут вообще не было, мама натянула на себя тонкие трусики-верёвочки, невесомый лифчик, надушилась духами. Правда, в итоге мой член уже буквально рвался на волю из шорт.
У неё здесь, с собой было одно единственное платье, попадающее под определение, коктейльное. Ну, в котором не стыдно в музей какой заглянуть, или в ресторан. Тоже летнее, но почти до колена, светло-перламутрового цвета. Мама натянула его на себя, через ноги. Вслед за тем, она долго подбирала к цвету платья бусы и серьги.
Чёрт… Я снова хотел её. Самое обидное, я чувствовал, что опять вряд ли решусь предъявить свои права на её тело. Даже вряд ли решусь хотя бы попросить маму о взаимности.
Я не знаю, как объяснить то, что было днём между нами. Но, по всей видимости, мама вообще не помнила или не хотела вспоминать, что днём по большому счёту она сама, без всякого принуждения, по сути, отсосала у меня.
Я не мог понять, куда она собирается. И зачем так тщательно прихорашивается, как будто в театр, блин, или в оперу.
Хм… Тут без шуток, мама была большой любительницей и первого и второго, хоть из-за этого, или мне или отцу, приходилось постоянно мотаться с ней в Белгород, что не вызывало особой радости ни у меня, ни у отца. А сейчас-то куда?
Уже поздно. Почти полночь. Мы обычно в это время с мамой сидели на балконе, в плетённых креслах и резались в карты или домино, глазели на морские волны в лунном свете, и незатейливо весело болтали.
Мама немного повертелась перед зеркалом, поправила на себе платье на бёдрах и только после этого соизволила, наконец, обратить свой взор на меня.
— Пошли, — просто сказала она, — я хочу выпить.
Не знаю, зачем она так выряжалась ради прибрежной кафешки. Женщины, конечно, перед приходом сюда наводили какой-то лоск, но всё равно большинство из них здесь были просто в шортах и майках.
Народу было много. Шум. Гам. Музыка громко играет. На танцполе тоже немало народа. В общем, очень весело, как и обычно в любой курортной кафешке в разгар туристического сезона.
Мама, правда, выбрала столик подальше от танцевальной площадки, немного поодаль от остальных столиков, под отдельным столиком. Я молча семенил следом за ней.
Среди всего прочего, она заказала дорогой коньяк. Хм… Вообще-то, крепкий алкоголь мама никогда не любила. И я редко помню, чтобы она пила что-то крепче столового вина или шампанского. Хотя, понятное дело, после того, что мамик перенесла прошлой ночью, — тут и люди и покрепче её выпить захотят. Так-то, если задуматься, она вообще всё стоически переносила.
Мне немного обидно только стало, что меня она коньяком угощать не собиралась. Я когда потянулся за бутылкой, чтобы налить и мне и ей, то получил по рукам. Правда, после второй рюмки, мама что-то смягчилась и велела официанту принести мне лёгкого вина. Ну, хоть на том спасибо.
Мы оба молчали. Мама красиво курила, манерно держа сигарету тонкими пальцами. Меня это, правда, покоробило. Она, насколько я знал, бросила курить, ещё до моего рождения и я никогда прежде не видел её с сигаретой. А ща курила одну за одной. Впрочем, как и пила, — стопка за стопкой. И всё время молчала большую часть времени, устремив свой взор в бескрайний горизонт моря. Мама быстро пьянела.
Я помню, что когда отходил от неё, чтобы в туалет сходить или тайком тоже покурить, — мужики к ней подходили знакомиться валом, — она так-то очень даже выделялась на общем фоне женщин в кафе. Но у мамы вид был настолько злым и агрессивным, что каждый из них быстренько сливался и больше не рисковал заводить с мамой амуры.
Когда мама заговорила со мной, я даже вздрогнул от неожиданности.
— Мы должны поговорить об этом!, — сказала она, нервно затягиваясь сигаретой.
Ну, должны так должны… Я, конечно, сразу же насторожился, понимая, куда может завести этот разговор и на всякий случай, с самым виноватым видом, упёрся взглядом в стол.
— Мы поговорим об этом!, — с каким-то надрывом повторила мама, — но только один раз! И больше никогда не будем об этом вспоминать! Ты понял меня, Егор!?
Она буквально пронзила меня насквозь суровым, нетерпящим взглядом. Я лихорадочно согласно закивал, всё ещё боясь вымолвить хоть слово.
Мама снова нервно затянулась сигаретой. Я видел, как нервно дрожат кончики её пальцев.
— Ничего не было… Ничего… , — сказала мама и внезапно всхлипнула, — слышишь меня? НИЧЕГО НЕ БЫЛО!!!
Слёзы хлынули из её глаз, и она принялась промокать глаза салфеткой. Успокоившись, мама продолжила:
— И уж, понятно дело, отец никогда об этом ничего не должен узнать!, — она пьяно помотала головой, — да, что я несу… Вообще, НИКТО не должен об этом знать!
Она снова налила полную рюмку коньяка и залпом выпила.
— Мам, по-моему, тебе уже хватит… , — храбро решился я сделать тебе замечание.
Она вскинулась на меня:
— Да уж молчал бы! Подлый предатель!
Какое-то время я молчал, размышляя. А потом сказал ей то, о чём думал ещё днём, едва разум, не смотря на жестокий бодун, подсказал мне эту спасительную мысль.
— Мам, ну это… Чего ты на меня злишься? Думаешь, это я такая сволочь? Да я бы никогда!, — я смотрел на маму добрыми наивными щенячьими глазами, — Мама! Да, они же меня наркотой накачали! Явно что-то, подавляющее психику! Когда тебя в баню повели сначала, помнишь? Мне мужики там заставили какую-то хрень выпить! Мама силком заставили! Я как выпил, так прям сам не свой стал. Словно, крыша разом поехала! И только вот сегодня вечером вроде, как бы в себя пришёл… Мам..
Как там говорится? Ложь во спасение?
Сказать по правде, я долго репетировал в уме, прежде, чем сказать всё это вслух. Чувство вины перед мамой просто оглушало меня. И, в конце концов, я нашёл выход. Ещё днём.
Сказал я это уверенно и решительно. Хотя, конечно, сам в подобный бред не верил ни на миг. Хм, я набрался наглости и для пущей убедительности сказал это даже с некоторыми нотками обиды на маму. Мол, ну, как ты могла ТАК плохо думать о родном сыне? Но уж сам-то я понимал, почему вчера с такой лёгкостью соглашался на сексуальные действа с моей матерью. А уж пилюли Олега если что-то делали, то уж явно не подавляли, а «поднимали»..
Да, да, именно, что ложь во благо. Хотя я не надеялся, что мать поверит в эту чепуху. Но, как ни крути, насколько не был я эгоистичен и лжив, говоря это моей матери, но всё же эта ложь, была действительно во благо нам обоим. Ну, я-то, понятное дело, просто не хотел и дальше мучиться угрызениями совести. А вот мама…
Ну, всё таки, я прожил с ней всю свою жизнь, и, быть может, знал её, даже лучше, чем она сама себя. Ну, что тут скажешь, если я, какой бы я ни был, был её единственным ребёнком. Со всеми вытекающими отсюда. Всю жизнь горячо любимый лелеемый балуемый холимый, самый самый, короче, для неё во всем мире. Кем я ещё мог быть для моей мамы?
И эта ночь, что теперь была позади, убивала её больше даже не тем, что банда подонков и сучек насиловала её всю ночь напролёт. Нет, в разы страшнее для неё было, что одним из этих подонков был её сын.
Но надо было видеть сейчас глаза матери.
Хм… Не, ну понятно, если хочешь во что-то поверить, то всегда найдёшь тысячу и одну причину, чтобы, не взирая ни на что, всё-таки в это поверить. А моя мама, видимо, ОЧЕНЬ ОЧЕНЬ ОЧЕНЬ хотела поверить в то, что её единственный сын не есть самая мерзкая и подлая сволочь в мире. Ну, что тут добавить? Видимо, не зря народная вековая мудрость права и в этот раз: «Есть дети плохие, а есть свои».
По большому счёту, я просто показал маме выход, в котором она могла безоговорочно оправдать меня по полной в своих глазах, амнистировать и простить под чистую. Уверен, что она и сама напряжённо искала этот выход к моему безоговорочному прощению. И, чем дольше не могла его найти, тем больше терзалась и злилась. Так, что я, по сути, протянул ей ту самую последнюю соломинку…
Да, казалось, буквально на глазах, что с плеч моей мамы упала целая гора. На её лице отразилось невероятное облегчение. Она потёрла виски, явно обдумывая что-то… А в глазах уже горело ОЗАРЕНИЕ.
— Слушай… Как же я об этом не подумала?, — она положила свою ладонь на мою ладонь и крепко её сжала, — я чуть не возненавидела тебя, Егор! Но, конечно, это же так очевидно! Тебя, эти твари, опоили какими-то психотропными препаратами! О, какая я дура! Как я могла ТАК думать о тебе?!
Она замотала головой и её глазах опять заблестели слёзы. Мне на миг показалось, что она вообще на грани истерики. Но в это раз она справилась с рыданиями и посмотрела на меня уже с какой-то жалостью:
— Егор, прости меня… Мне ТАК стыдно, — она не в шутку вдруг опять зашмыгала носом, — но… но… я такая дура… Уже готова была ПОДУМАТЬ о тебе такое!!! Но я же помню, как ты бросился защищать меня на пляже…
У меня, по началу, вроде от сердца отлегло. Ну… Не придётся мне всё таки уходиться из отчего дома. Или в армию идти. Но потом, глядя во всё прощающие нежные глаза матери, грёбанная совесть не в шутку стала меня грызть опять.
Ну, надо же она у меня ещё и прощения просит? М-да… Вот оно все любящее всепрощающее материнское сердце. Разве достоит я такой матери? Но мама, правда, желала всеми фибрами своей души, не смотря ни на какие «наши общие воспоминания», хотела и готова была поверить, что во всей этой мерзкой истории, — я точно такая же жертва, как и она.
В конце концов, я утащил её из кафе, пока она окончательно не напилась. Мы долго в ночи гуляли в парке. Говорили о чём угодно, но только не об ЭТОМ. Мы вообще, больше никогда не говорили о той ночи.
Она сама меня обняла. Прижалась, дрожа всем телом. Нет, конечно, в этом не было никакого подтекста, мама просто искала моей поддержки и тепла.
А я в очередной раз повёл себя, как свинья.
Я поцеловал её спонтанно. Что называется, даже для себя неожиданно. Как-то естественно и непринуждённо. Хотя нет, я думал об этом, почти всё время, пока мы гуляли вместе. Ну, не в том плане, где бы её зажать в укромном уголке… Нет, более, глобально что ли..
В душе-то я откровенно понимал, что если этой ночью я окончательно не утвержусь в роли её любовника, то завтра, прежняя граница «мама-сын» окончательно восстановится между нами и я снова никогда больше не смогу её переступить.
Я тоже, в ответ на её порыв, обнял её за таллию и притянул к себе. Крепко прижал к себе. Её длинные ресницы удивлённо захлопали. Нет, я не пытался её лапать. Я потянулся к ней, и мои губы накрыли её губы. Я не пытался засунуть в её язык, но наш поцелуй и без того, был очень чувственным и пылким. Аромат её духов и запах её тела будоражили меня. Она не отвечала на мой поцелуй. Но и не отталкивала меня! И не пыталась сжать губы. Так, что этот поцелуй длился долго. И я очень старался вложить в этот поцелуй всю свою страсть, чтобы мама ВСЁ поняла без моих слов.
После мы не сказали друг другу не слова. Но в её глазах не было злости.
Мы пошли дальше по аллее, держась за руки. Точнее говоря, это я держал её за руку. И постепенно, полная ясная уверенность наполняла меня, что сейчас в номере эта женщина будет моей.
В номере мама стала раздеваться, также молча. Только указала на выключатель:
— Выключи свет..
Я не стал возражать. Хотя после её сегодняшнего откровенного стриптиза в номере, это было непонятно. Впрочем, уже светало и отсутствие света мало что изменило. Мама бросила на меня короткий взгляд. Нечего необычного. Но меня, как током поразило… Это был ТОТ самый взгляд. Казалось бы, ничего необычного. Но… Как будто всё сразу становится ясно и понятно. Словно, одним мановением ресниц женщина говорит тебе, что твои притязания и ухаживания приняты, и она на всё согласна. И я, до того, стоявший нерешительно столбом, также молча, как и мама, принялся раздеваться.
Мы больше не смотрели друг на друга, пока не оказались в постели, под одним одеялом, совершенно обнажённые.
Но уже тут, я преодолел нахлынувшую на меня робость и под одеялом протянул к ней руки. Ни словом, ни жестом мама не оттолкнула меня. Я неуверенно ласкал её тело руками, потом всё-таки решился и снова поцеловал её. Запах её тела пьянил меня. Да и вообще, то, что теперь происходило между нами, сама мысль, что мама добровольно улеглась со мной в постель и позволяла себя ласкать и целовать, — одно это заставляло мою кровь бурлить в жилах.
Мама не отвечала на мой поцелуй, но опять позволила себя поцеловать. Но когда я, уже распалённый близостью её обнажённого тела, оторвался от её губ, на её глаза снова блестели слёзы. Чёрт, это был плохой знак.
Она отвела от меня своё лицо. Я было хотел настоять, но её ладонь легла мне на грудь, твёрдо отодвигая меня от себя.
— Егор… — прошептала мама в темноте, — я не уверена… Это просто последствия после вчерашнего ужаса. Мы оба получили психологическую травму. Стоит ли всё усугублять?
Я сжал её ладонь на своей груди.
— Мама… Меня тянуло к тебе и прежде. Это всё равно бы случилось.
Она вздохнула:
— Всё-таки ты мне это сказал. Ты думаешь, я не замечала этого? Просто не хотела в это верить..
Я было потянулся к ней снова, но она покачала головой:
— Нет, Егор, у меня там всё болит… , — она запнулась и добавила, видимо опасаясь уточняющего вопроса, — и спереди и сзади..
Я разочарованно вытянул лицо. Но мама смотрела на меня со странной усмешкой. Она зачем-то и не к месту вдруг хихикнула и чмокнула меня в щёку, а через секунду сама нырнула с головой под одеяло. Я так и замер..
Её губы и язык долго и нежно ласкали мою грудь и живот, пока её руки играли с моим мгновенно возбудившимся мужским естеством и яичками. Я был уже на самой грани, когда её горячий рот, наконец, принял меня в себя.
Это было неописуемо. Почему-то, в голову упрямо лезли картины, как мужики в бане и в беседке раз за разом нахваливают маму за то, как она умело берёт в рот. Это немного странно для училки с небольшого белгородского городка, но она действительно делает это мастерски.
Когда я пришёл в себя после семяизвержения, мамы уже юркнула из постели в сторону балкона. Она сидела на балконе, растрёпанная закутавшись в одеяло, с бокалом вина и с сигаретой в руках. Увидев меня, мама улыбнулась. Она закрыла глаза ладонью и покачала головой:
— Поверить не могу… Я сделала ЭТО собственному сыну!
Чуть позже мы вернулись в постель и она снова подарила мне обалденный миньет.
Проснулся я глубоко за полдень. Мамы рядом не было, но по звуку душа я сразу понял, где она.
Она стояла поду душем, подставляя лицо под струи воды, но увидев меня, немного посторонилась, уступая местечко и мне. Её не капельки не смутило, что она голая.
Мы намыливаем друг друга мочалками, улыбаемся друг другу. Понятное дело, что скоро мой член наливается кровью, восстаёт и уже упирается маме, то в живот, то в бедро. Я любовно принимаюсь ласкать руками мамкину грудь.
— Давай я его помою, — томно протянула мама, обхватывая мой член у самого основания и сладко его теребя. Она встала на колени, её ноготки скользнули по моей груди и бёдрам, окончательно доводя меня до белого каления. Нет, мама не стала меня мыть, а просто насадилась ртом на мой стояк, обхватив мои бёдра ладонями.
Я поднимаю лицо вверх, струи воды падают мне на лицо. Внизу, красивая женщина, стоя передо мной на коленях, нежно сосёт.
Это удивительно… Хм… Как быстро она «перестроилась». Впрочем, после той ночки, наверное, вообще ничему не стоило уже удивляться.
Когда я вышел из душа, мама обнажённая вертелась перед зеркалом, внимательно разглядывая себя со всех сторон. Она хмурится. И впрямь, видок у неё не очень. Следы от порки, усусов и засосов никак невозможно скрыть даже под одеждой.
— Я не могу так вернуться домой… Как я покажусь твоему отцу?
Я пожал плечами:
— Он же, вроде только дней через десять должен вернуться из рейса.
— Не факт. Частенько бывало, что он возвращался и гораздо раньше.
Это верно. Мама снова протягивает мне крем и я опять осторожно смазываю её «раны». Мне приятно ощущать ладонями её кожу, податливость её тела. Я даже нежно пару раз сжимаю в ладонях её груди и ягодицы. Мама ничего на это мне не говорит. Возбуждение постепенно снова охватывает меня, но не в той степени, чтобы потребовалась сексуальная разрядка. Миньет в душе сделал своё дело, к тому же я раздумываю о том, что сказала мне мама.
— Мы можем позвонить отцу, мам, — предложил я, — а что… Его, мол, нет дома. А нам тут очень понравилось… Задержимся тут на недельку.
Мама задумалась.
— Не знаю… Да, это хорошая идея. Но, боюсь, нам не хватит денег, — задумчиво протянула она, — нет, деньги, конечно, есть, но я же не думала, что мы будем тут дольше, чем я планировала..
Я как раз ласково массировал её плечи, когда ляпнул эту ересь, даже не подумав:
— Ну, мам, деньги-то у меня есть…
Я понял, что я полный и конченый идиот, когда почувствовал, как напряглись её плечи у меня под ладонями. Её глаза в отражении зеркала потемнели и не сулили мне ничего хорошего.
— Вот оно значит, как… Я, значит, за одну ночь заработала нам на неделю дополнительного отдыха, да?
Она повела плечами, сбрасывая с себя мои руки. Я попытался что-то сказать, но она фыркнула зло на меня, смерила таким взглядом, что я сразу же осёкся.
— Спасибо тебе, сынок, напомнил своей маме, что она освоила профессию проститутки. А может тебе тут ещё и на мотоцикл заработать, а? — с горечью бормотала она, запахиваясь в халат, — а что? Абы кому по две тысячи долларов за ночь не платят!! А если верить тем уродам, так в Москве на панели я вообще могу миллионы заработать!
И вдруг как-то обиженно бросила мне:
— Дурак!
Она убежала на балкон. И я снова услышал её приглушённые рыдания.
Какое-то время я потупил, не зная, что делать. Потом почёл за лучшее пока маму не трогать.
Я вышел из номера. В конце концов, надо было принести маме что-то покушать. Понятное дело, из номера она не выйдет, пока снова не наступит ночь. Закрытой одежды у неё совсем и нет почти с собой. А в той, что есть, — следы от «бурной ночи» были отлично видны.
За номер я заплатил ещё за семь дней вперёд, так что со всем вместе получалось, что нам тут ещё десять дней отдыхать. Конечно, администратор разводил руками, мол, все места раскуплены аж до октября. Но лишняя пятитысячная купюра быстро устранила все проблемы.
Мама ещё долго дулась на меня. Она сидела на балконе, забравшись с ногами в плетённое кресло, с бокалом лёгкого вина, и курила. Даже не посмотрела в мою сторону, когда я стал выкладывать на журнальный столик перед ней купленные фрукты. Но голод не тётка. Пару раз покосившись на угощения, она всё-таки, в конце концов, с жадностью набросилась на еду. И мы как-то незаметно помирились.
Весь вечер мы вот так сидели на балконе, как раньше, играли в карты и в домино, весело болтали. Неторопливо потягивали вино. Мама много курила.
И только уже почти ночью мама снова решилась выйти из номера.
Да, и вообще, следующих три дня мы, скажем так, вели исключительно ночной образ жизни. Приходили почти всегда под утро. Почти весь день дрыхли. Вечерами сидели на балконе. И только ночью отправлялись на прогулку. Обычно, сначала в кафе или в бар, а потом в какое-нибудь уединённое место на пляже или гуляли по санаторскому парку.
В кафе, мама всегда много пила и курила. Так что, в конце концов, это я её, едва не силком, уже утаскивал из-за столика, пока она ещё лыка вязала, и тащил в море, освежиться и протрезветь. Если на ней был купальник, то в нем, если нет, то голышом. Как это ни странно, но мы ни разу не задумывались, что можем снова нарваться на тех же «охотников». Мы вообще, об этом старались не вспоминать.
Тем более, что у нас мамой во всю разгоралось то, что определённо можно было назвать «курортным романом». Часто в номере, или на пляже, или в парке, на лавочки в каком-нибудь тупичке, мы по долгу страстно и пылко целовались, как какие-то подростки. Ну, в плане меня-то это понятно. Но вот мама? Правда, это обычно уже было после кафе или бара, и мама обычно была уже хорошо навеселе. Точно также она без всяких возражений разрешала мне себя лапать, как угодно и где угодно, лишь бы только нас никто не видел. Да что там лапать… Конечно, секса у нас не было. Она не подпускала меня к себе, каждый раз морщась и говоря, что ей «и там и там» больно. Но вот всё прочее..
Вообще, она как-то умудрялись дрочить мне даже лучше, чем я это сам делал себе. Причём не только в номере.
Я так-то к ней только в номере приставал. Но как-то в парке, когда мы долго целовались, она, оглянувшись по сторонам, сама взяла и запустила мне руку в шорты. А когда я уже был на грани, без всякого намёка с моей стороны, склонилась и вобрала меня в рот. По-моему, ей нравилось, когда я кончаю ей в рот. Во всяком случае, она всегда глотала.
Да и в том же кафе или баре, бывало, я возбуждался. Особенно, когда мы вместе танцевали. И она не возражала, чтобы мы «отлучались» минут на 15. Где-нибудь в темноте, мама садилась на корточки, сама стаскивала с меня шорты, сама насаживалась на меня ртом и изощрённо и умело доводила меня до семяизвержения. Смеясь, оба довольные, мы возвращались за свой столик.
Как-то под утро, когда мы уже укладывались спать, мама снова приникла ко мне губами. За всю долгую ночь, это было уже, по-моему, в четвертый раз и надо сказать, я немного уже утомился. Но мама снова, умело работая губами, языком и руками быстро поставила мой член в боевую стойку, а потом и довела меня до семяизвержения, напоследок, чувствуя, что я начинаю кончать, насадившись на меня так глубоко, что, по сути, я кончал ей напрямую чуть ли не в желудок.
Несколько минут я лежал, буквально оглушённый, и просто пялился в потолок. Потом посмотрел на маму. Она лежала рядом и смотрела на меня с игривой насмешливой улыбкой. Мол, как я тебя?
Я перекатился на живот и поцеловал её в мягкий живот.
— Мам… Если честно, поверить не могу… Я, конечно, не спец в этом… Но мне, кажется, ТАК немногие женщины умеют.
Мама шутливо закатила глаза. Но, явно, ей понравился мой нескромный комплимент. Она потянулась ко мне и наши губы слились в долгом поцелуе.
— Ах… , — она тряхнула волосами, — это всё твой отец. Я уж не помню, когда он притащил видик. По-моему, в 91 году. Мы тогда только расписались. Я ещё на первом курсе была, — она посмеялась, — ну, видик-то, ладно… Но вот откуда он притащил ту кассету… хм… с немецким фильмом. А там женщины весь фильм только ртами мужиков и ублажали. У него, помню, так глаза на лоб и полезли. Он, да и я тоже, до этого даже не представляли, что мужской половой орган можно засунуть женщине в рот. И уж больно это твоему отцу понравилось это дело. Он мне в ту же ночь и предложил попробовать..
Мама хихикнула:
— И видать понравилось. Он с той поры большой любитель этого дела..
Я тоже засмеялся.
Когда её грудь немного оправилась, так что мама уже не морщилась, когда я её тискал за титьки или в порыве страсти грубовато мял их, она стала ублажать меня и своей грудью тоже. Обычно, она это делала только в номере, когда я сидел на кровати или в кресле, раскинув ноги широко в стороны. А мама, усевшись между моих ног, обхватывала мой член своими грудями и с силой сжимая меня в этом сладком плену своей плоти, доводила меня до оргазма, помогая губами и языком. Ну, понятное дело, при этом я был на грани блаженства.
Вообще, надо сказать, у меня в жизни, ни до, ни после, не было столько ежедневного орального секса. Хм… Мама отсасывала мне каждое «утро». Или в душе, или, если она хотела меня разбудить, то делала это со мной, пока я спал. Кстати, это обалденно вот так вот просыпаться, чувствуя, как твой член ласкают женские губы и язык. Раза два она делала мне миньет за ночь, когда мы гуляли в парке или на пляже. Ну, бывало, что ещё и перед сном.
Как сейчас помню. По-моему, уже дня через три после нашего… ну этого… приключения. В ту ночь мы снова сидели на берегу. Почти, что на том самом месте, где нас тогда «взяли в плен». Но теперь мы не вспоминаем об этом. Я снова разжёг большой костёр и мы долго сидели у огня.
Мы стали целоваться. Но потом она поднялась, скинула через голову платье и, оставшись в одном купальнике, взяла меня за руку и потянула за собой в воду.
Вообще, есть в этом своя изюминка, когда ты стоишь, почти по пояс в воде, а красивая умелая женщина ублажает тебя ртом. Но то ли дело уже было в некотором пресыщении, а может быть, потому, что это уже был раз четвёртый за день, как я кончал маме в рот.
Но что-то было не так. Нет, мама, как обычно, весьма быстро сделала меня твёрдым и большим… Я хотел её. Но… Но… Мне почему-то очень хотелось сейчас схватить мать за голову и… Нет, дело не в том, что мне хотелось грубого или жёсткого секса с матерью. В конце концов, она и сама заглатывала меня так глубоко, что, не сомневаюсь, засунуть в неё свой член глубже, было уже просто невозможно. Но опять же дело не в этом..
Все эти дни, каждый раз ублажая меня, мама всегда как бы вела нас. Нет, она всё делала упоительно. Но я даже боялся схватить её за голову или сделать вообще, хоть что-то, что, по моему, разумению могло её обидеть. А мне хотелось сыграть первую скрипку, так, чтобы не она, а я решал, что и как нам делать.
И мама, словно, почувствовала это. Она вдруг снялась с моего члена и обхватив напряжённый ствол ладонью, посмотрела на меня снизу вверх.
— Что-то, не так, Егор?
Я принялся отнекиваться.
— Да нет, мама, всё хорошо. Просто продолжай…
— Егор?
— Ну, я просто хотел взять тебя за голову..
Мама с каким-то умилением чмокнула губами в кончик члена у неё в ладони.
— Понятно, — она состроила мне глазки, — Я всё забываю, что ты уже не мальчик… Конечно, ТЫ хочешь это ДЕЛАТЬ со мной. А пока только Я это ДЕЛАЛЮ с тобой.
Я не успел ничего ответить, как она уже поднялась из воды и обвив меня за шею руками, поцеловала в губы:
— Вот и отлично. Мальчика я уже видела, покажи мне теперь, какой ты мужчина.
— Мам… , — нерешительно протянул я.
Она снова взяла в ладонь мой член, мягко его массируя. Опять опустилась в воду, на колени передо мной. Потёрлась щекой о возбуждённую головку и блядскими глазами посмотрела мне в глаза:
— Просто схвати меня за голову и заставь сделать с тобой, всё, что тебе угодно. В конце концов, это моё бабское дело ублажать мужика..
Я понимал, что она специально всё это делает, чтобы возбудить меня настолько, дабы я позабыл обо всём и отпустил свою фантазию на всю катушку.
Рукой я нащупал на её голове основание её косы и принялся медленно наматывать её на кулак. Но в следующий миг меня кольнул испуг, что маме это напомнить кое-что из её недавнего прошлого. Но, если и напомнило, то виду она не показала ни малейшего.
Она тёрлась о мой возбуждённый ствол щекой и мурлыкала, как кошка. Это было невероятно. Всё ещё колеблясь, я пододвинул её губы к свой члену..
Мама состроила мне глазки:
— Да не бойся ты… У тебя, конечно, ОЧЕНЬ большая штука, — она снова обхватила мою вздыбленную башню у самого основания и развратно усмехнулась, медленно проведя языком по губам, — хм… мне даже страшно немного… но поверь, я ЭТО уже делала, когда тебя ещё и в помине не было… Так, что я справлю..
Она не успела договорить. Я рывком насадил её рот на свой член. Возбуждённый до кипения, я грубо трахал её в рот. Помню, я что-то говорил ей. Грязное и ругательное. Вытаскивал из неё член и бил головкой по её губам, а потом снова до самого упора насаживал мамину голову на свой кол. Маме было нелегко. Она давилась, захлёбывалась, иногда еле успевая между грубыми проникновениями в своё горло, хватать ртом глоток воздуха. Но ни разу не попыталась оттолкнуть меня от себя или сорваться с члена.
В итоге я, сатанея даже уже не от дикого возбуждения, а больше от её абсолютной покорности, выволок её за руку из воды, бросил на покрывало на пляже и, навалившись на неё сверху, принялся просто трахать её в рот, шлёпаясь бёдрами о её щёки. Так я и кончил, с силой упираясь бёдрами в её лицо, изливая потоки спермы глубоко в её горло.
Откинувшись на спину, мы оба долго и шумно дышали.
— Я чуть не захлебнулась, — мама шутливо толкнула меня рукой в плечо. В её голосе не было недовольства, — ох, моя спина… Варвар. Вообще-то, тут камни..
— Прости, мам..
Но она повернулась ко мне и, закинув на меня ногу, нежно поцеловала в щёку.
— Ну, уже нет. Если уж выпала мне судьба ублажать родное чадо, то уж лучше я буду это делать так, чтобы ты запомнил меня, как лучшую в твоей жизни соску..
— Мама!?
Я был в ужасе. Сказать по правде, я жизни бы не подумал, что моя мама не то, что говорить подобные слова, но по идее и знать об их существовании не должна.
Её глаза игриво смеялись.
— Ах, какие мы благонравные. Ага… Значит, как родную мамочку трахать в рот, как последнюю шлюху, тут мы, значит, о скромности и приличиях забываем..
В конце концов, я тоже рассмеялся. Уже светало и мы, собрав на пляже наши вещи, медленно побрели по пляжу в сторону нашего отеля.
Утром она разбудила меня рано. Ну, как разбудила. Она пыталась несколько раз меня растолкать, но я в ответ каждый раз стонал, что хочу поспать и снова с головой зарывался в подушку.
Но в итоге, она своего добилась. Я проснулся с членом у неё во рту. Раскинув в стороны мои ноги, мама, лёжа между моих ног, делала мне глубокий миньет. Проснулся я сразу…
— Соня… , — она слизнула последнюю каплю моего семени со своих губ и хихикнула, — ну, теперь буду знать, как вернее всего будить тебя по утрам..
Мама легко вскочила на ноги. Она была уже одета и легко, по пляжному, накрашена.
— Вставай, мы опоздаем на завтрак..
— Но..
— Ничего не «но», — она упёрла руки в бока и строго, как грозная училка, посмотрела на меня, — или теперь, кроме моего рта и груди, ты вообще не обращаешь внимания на другие части моего тела?
Я непонимающе уставился на неё. Мама вскинула глаза к потолку.
— Ну… Почти всё зажило. Я тут час уже перед зеркалом гарцую в купальнике. Почти ничего уже не видно! Вставай! Я мечтаю о пляже и о солнышке! А то я уже, как вампир… Забыла за четыре дня, как выглядит солнце!
— Мам, ты снова пила..
— Только немного вина..
— Ты слишком много пьёшь. Я тебя трезвой не видел уже дня три
— Зануда!, — мама показала мне язык, — нельзя, что ли женщине хотя бы на курорте расслабиться?
Но когда я вышел из душа, от её весёлого настроения не осталось и следа. Она сидела перед зеркалом и, уткнув руки в ладони, тихо плакала. Я обнял её сзади за сотрясаемые от рыданий плечи.
— Мама..
— Ох… Егор… Я всё пытаюсь не думать об этом. Всё гоню от себя мысли… Ну… Чтобы жить дальше так, как будто ничего не было… , — всхлипнула она, — но… но… это как будто чёрная воронка внутри меня..
Я не знал, что сказать ей на это. Стоял и просто обнимал её.
— Нет, я понимаю, что время лечит… Но чем больше я думаю об этом, тем больше понимаю, насколько виновата перед тобой..
— Мама?
— Я бы никогда… с тобой… не стала. Если бы не эти уроды..
— Мам, ну перестань… Я же сам хотел этого.
Но она замотала головой:
— Ты молодой юноша. Так часто бывает, когда свои помыслы и желания юноши обращают на своих матерей. Но я бы никогда не ответила тебе взаимностью. И дело даже не в том, что ТОЙ ночью нас заставляли ЭТО делать, — она уже едва ли не рыдала в голос, — но уже после… я думала, что сойду с ума. Просто боялась тебе показать это. И то, что у нас тобой… Я стала твоей, чтобы не сойти с ума, понимаешь? Это странно. Грязно. Ужасно. Дико. Но ты для меня, стал, словно, отдушиной..
Мама вдруг вскочила, повернула ко мне заплаканное лицо и, обвив мою шею руками, уткнулась лицом ко мне в грудь. Она теперь не в шутку ревела.
Я не знал, что и подумать. Сказать по правде, я и не понял толком-то, что именно она имела виду и что хотела мне сейчас сказать. Или это то самое, именуемое в народе, — «бабская истерика»? Одно точно, мне не понравилось, что её отрицательные эмоции крутились вокруг наших новых отношений. Тем паче, что первое, о чём я сегодня, подумал, когда она решилась выйти днём из номера… Хм… Значит, скоро я буду иметь эту женщину не только в рот. Ну да… Именно так и подумал.
— Мам… Я правда очень хочу тебя. И всегда хотел..
— Дурак!, — беззлобно сказала она, — Не утешай меня… Мало ли чего ты хотел… РЕШАЮТ всегда женщины. Ты бы мог меня хотеть хоть ещё лет 50 и, поверь, всё бес толку. Нет, это мне захотелось забыться, отвлечься. И моего эгоизма хватило, чтобы увлечь тебя. Своего родного сына!!! Я просто боялась, что после того, что мы вместе ПЕРЕЖИЛИ там, — ты со временем меня возненавидишь. Поверь, это не более, чем мой эгоизм… Но, когда я это делаю с тобой… я просто пытаюсь привязать тебя к себе… чтобы ты не думал обо мне, так как думали ЭТИ обо мне ТОГДА! Я просто чувствовала, что как раньше, ты ко мне уже не будешь относиться… Что я не смогу быть тебе, как прежде, такой же мамой. Как раньше. Прости меня… Видишь, как быстро я нашлась, чтобы снова стать для тебя незаменимой… Простииии меняяяя…
Она зарыдала. И я терпеливо гладил её по плечам и по волосам. и Ну, что за бред? Я ровным счётом ничего не понимал.
— Как мы теперь будем жить дальше?, — уже как-то монотонно слезилась мама, — Когда вернёмся домой? Что мне теперь с Вами с обоими жить? И с твоим отцом и с тобой?
Я чувствовал, что она на взводе и за благо почёл помолчать. Хм… Правда, её слова заставили задуматься и меня. Я как-то и не думал об этом раньше. Мои мысли не распространялись дальше это санатория.
— Мам… Давай, пока не будем об этом думать… , — мягко, наконец сказал я, — когда мы вернёмся… мы просто сядем и поговорим обо всём этом. И тогда и решим, как нам жить дальше..
По-моему, это было чересчур банально. Но, как это ни странно, именно эти мои слова, казалось, успокоили маму. Случилось это, правда, ещё не скоро, но всё равно, на завтрак мы успели.
Хм… Там, правда, маму ждало ещё одно разочарование. Хоть, она и не поняла в чём дело. Галина Петровна и Даша. Наши добрые соседи по столику. Правда, теперь, обе эти дуры, вместо того, чтобы хотя бы нам улыбнуться или поздороваться, вместо этого вскочили, как по команде, едва мы с мамой приблизились, и что нам буркнув, торопливо удалились.
Мама удивлённо посмотрела на меня. А я только пожал плечами.
В тот день, это был последний раз, когда мы с мамой загорали и купались на пляже рядом с нашим отелем. Сказать, по правде, исключительно по моей вине. Ну, не получалось у меня теперь просто лежать рядом с ней на топчане или купаться в море. Нет, нет, да и обниму её, мельком прижмусь к ней, помну попку, поглажу за грудь. Ей-ей, это выходило как-то само собой, я даже не успевал об этом подумать. Мама строжилась, шёпотом ругала меня, да всё только бес толку. В меня как бес вселился.
После этого, днём каждый раз мы ходили купаться и загораться аж за добрый километр дальше, на другой пляж. И мама здесь была непреклонна. Там, конечно, бывало, когда я прижимал её к себе и чмокал в губы, тоже удивлённо на нас косились. В конце концов, наша разница в возрасте была очевидна, но хотя бы здесь, наверняка, не было наших соседей по санаторию, и никто не мог знать, что мы мать и сын.
А в тот день, перед обедом, когда мы вернулись в номер, мама была крайне раздражена моим неприличным поведением на пляже и во всю отчитывала меня за это. Это выглядело несколько странно. Когда женщина, вроде бы, как твоя мать воспитывает тебя строгим менторским тоном, но в то же время при этом раздевается, пока не остаётся в чём мать родила. В конце концов, я не удержался, прижал её своим телом к стене, сжимая в одной ладони грудь, а второй подхватил её бедро и присосался к её губам смачным поцелуем. Мама возмущённо дёрнулась, но обрывать поцелуя не стала.
Правда, потом всё же оттолкнула меня от себя.
— Да ну тебя! Вот кому я всё это говорила? — обиделась она, — всё не подходи ко мне… И вот это я сегодня в рот больше не возьму!
Она ткнула пальцем в моё уже возбуждённое мужское естество, которому уже было тесно в шортах, и убежала в ванную.
А я рухнул на кровать, улыбаясь своим мыслям и ни на малость не расстроенный отповедью матери. Какое-то время я лежал, вспоминая, как мы с ней сегодня славно резвились в воде, гоняясь друг за другом, как дети.
И вдруг меня, словно, осенило. Я даже рывком сел на кровати… Уж слишком живо и легко сегодня двигалась мама. Возбуждение охватило меня с новой силой.
Сбросить с себя шорты и майку было секундным делом. Напряжённый член сразу же шмякнулся, прижавшись к животу. Ну, мама…
— Ну, мама… , — повторил я, распахивая дверь в ванную.
Она уже приняла душ и стояла голенькая перед раковиной, подкрашивая губки перед маленьким зеркалом на стене.
— Егор… , — она несколько ошарашенно уставилась на меня, — я же сказала, что не..
— И не надо, мама!
Я прижался к ней сзади, потираясь возбуждённым членом о её попку, прижимая её тело к себе, по-хозяйски принялся мять её тяжёлые груди. Мои губы ласкали её шею.
Какое-то время мама старалась не реагировать на меня, но постепенно её тело стало податливым в моих руках, а глаза застелила уже знакомая мне блядская поволока.
— Ну, Егор… Ну, чего ты… , — жарко зашептала она, уже сама прижимаясь ко мне телом, — мы же опоздаем на обед… И я же сказала тебе, что не буду… Ты наказан… Несносный мальчишка…
Я мягко, как бы невзначай, медленно наклонил её вперёд, так что её груди теперь касались раковины. И так же неспешно сжав в ладонях её большие белые ягодицы, развёл их в стороны..
— Егор..
Хм, и сам не знаю, почему я решил в самый последний момент войти именно в её попку. Ну, или знал. Если честно, как на зло, в голове опять возник тот дурацкий диспут наших пленителей, — мол, анальный секс, это не инцест. Я наклонился к маме и, набрав полный рот слюны, медленно спустил её прямо в мамин шоколадный глаз.
— Егор… — голос мамы стал очень настороженным. Правда, более она ничем не показала своего неприятия происходящего. Даже попой не вильнула.
— Врунишка ты, — я поцеловал её в плечо, — ты обещала мне сказать, когда у тебя перестанет болеть..
Я упёрся негнущимся членом в её попку и, обхватив её за бёдра, принялся мягко насаживать на себя.
— Ах… Егор… Ну, подожди… Ну, нет… , — запричитала мама. Но я и не думал останавливаться.
— Мам, не сопротивляйся… Расслабься, пожалуйста. Я не хочу, чтобы тебе было больно..
Я был очень осторожен и нетороплив. Если честно, мне это давалось нелегко. Нелегко сдерживать себя, когда так хочется яростной ебли. Но я сдерживался до тех пор, пока мама не стала мне отвечать. Да… Да… Она стала мне подмахивать. Её тело выгнулось в моих руках дугой и её попка, уже опережая мои руки на её бёдрах, сама, подрагивая от напряжения, устремилась на живой вздыбленный кол внутри себя.
Мама тяжело задышала, а под конец так вообще, каждый мой неспешный рывок в её глубину, наполнял маленькую комнатку ванной её тонкими пронзительными вскриками. А я потихоньку убыстрялся. Как точно также уже не особо жалел маму и входил в неё каждый раз поглубже, тесно прижимаясь бёдрами к её ягодицам. Спусти какое-то время, вдобавок к страстным маминым стонам и крикам, ванную комнату наполняют звонкие шлепки моих бёдер о мамину попу.
Я не ожидал этого, но мама опередила меня. Я даже не понял сначала, что она кончает, когда её тело вдруг напряглось, задёргалось в моих руках. Мне даже пришлось её почти что подхватить на руки или мама точно бы упала.
Я осторожно опустил маму на пол, умудрившись даже не выйти из неё. Но меня уже самого трясло от накатывающего оргазма. Я навалился на маму сверху, изо всех сил тяну мать на себя, выплёскивая в её прямую кишку сгустки горячего семени. Мама с силой подаёт свою попу мне навстречу, усиливая мои ощущения многократно.
Чуть позже, когда мы уже поднимаемся с пола, где долго лежали, приходя в себя, мама качает головой:
— Прости… Но надеялась, что до этого не дойдёт… Всё-таки одно дело это ртом ублажать своего сына, а совсем другое дело..
Она не договорила и вздохнула. Правда, когда я полез её целовать, не оттолкнула меня и даже ответила на поцелуй.
Наоборот, на её губах вдруг засияла игривая улыбка:
— Но тебе понравилось?
— Очень мама!
И она уже сама приникла губами к моим губам.
— Ах, чего не сделаешь ради любимого сына!, — дурашливо смеется мама.
Душ мы принимали вместе.
Конечно, Галина Петровна и Даша определённо нас избегали. Они даже терпеливо дожидались, когда мы с мамой отобедаем или отужинаем и только потом приходили за столик. Да и при встрече, что одна, что вторая упорно не замечали ни меня, ни маму. Конечно, о каком-то совместно времяпрепровождении, на том же пляже, не могло быть и речи.
Маму это очень обижало. Галина Петровна была ей симпатична, и маме нравилось её общество. Тем более, она совершенно не могла понять причину подобного поведения. Ну, а я помалкивал, конечно.
Вечером в номере я снова был нетерпелив..
— Егор… , — мама недовольно подёрнула плечами, — ну, почему опять туда?
Не знаю, что именно в этом самом банальном вопросе меня так возбудило, но мой член определённо на это среагировал. Мама даже ойкнула, ощущая внутри себя, как моя мужская доблесть наливается с новой силой.
— А куда бы ты хотела, чтобы я это делал, мам?, — с придыханием спрашиваю я, вновь подкидывая её бёдра вверх.
Мама снова опускается на меня всем телом, я чувствую, как её анус сжимается вокруг меня.
— Вредный мальчишка… , — бормочет мама срывающимся голосом. Носки её ног с силой упираются в мои колени, она не даёт мне насадить себя до самого конца. Впрочем, учитывая, что она сверху, я и не настаиваю, понимая, что это может быть весьма болезненно для неё.
Но вдруг её ступни срываются с моих колен и мама буквально падает на меня, спиной прижимаясь к моей груди.
Она вскрикивает. Я тоже. Кайф просто убийственный. Тесное тугое нутро её попки едва ли не обжигает меня, до того там горячо.
— Что ты со мной делаешь?, — жалобно вопрошает мама. Мои ладони мягко обнимают женские ягодицы и снова поднимают маму вверх.
А что я такое делаю? Мы, как раз собирались вечером снова посидеть в одном из прибрежных баров. Я сидел в кресле и любовался, как мама снова «наводит красоту» на сегодняшний вечер. Не знаю отчего, но меня это снова возбудило. Правда, я всё же не собирался к ней приставать..
Но вот когда, она перед зеркалом в метре от меня, скинула с себя купальник и принялась сначала одевать невесомые трусики, а потом натягивать на себя платье, то я словно разум потерял.
Обхватил её руками за таллию, усадил на себя, прижимая её спиной к своей груди. Мама и ахнуть-то не успела, как её трусики были отодвинуты в сторону, как и мои шорты, и моё восставшее мужское естество вторглось в мать. Как-то само собой я опять вошёл именно, что в её анус.
В этот раз всё вышло быстро и напористо, почти одним махом до самого конца, и я уже с силой прижимаю её ягодицы к своим бёдрам. В тот миг я даже испугался, что маме будет больно.
Но мама, конечно, возмущалась моим поведением и стонала, что, мол, мы же в бар собирались и тому подобное. Но, по-моему, особого дискомфорта от моего нетерпеливого вторжения она не испытывала.
Я мягко поддерживаю маму за попку и неторопливо ритмично подбрасываю её на себе. Какое-то время она упирается ножками в мои колени, чтобы не падать на меня всем весом и хоть как-то замедлять мои проникновения в неё.
Но скоро кое-что меняется. Я буквально чувствую, как мама распыляется на глазах. Её бёдра снова начинают мелко подрагивать, как будто, их сводит судорога.
Мама красиво изогнулась на мне, протянула руку назад, и обхватила мою шею. Наши губы слились в страстном поцелуе. Мама в голос сладко стонет
Теперь мама упирается ногами в кресло по бокам от меня. Её вторая рука нащупывает моё бедро. Но теперь, мама сама начинает задавать темп. Она вздымается надо мной и с силой, сама опускается на меня, вбирая моё возбуждённое копье в себя до самого конца. И так раз за разом. В этот раз мы кончили одновременно.
Мама снова пришла в себя быстрее, чем я. Почти, как всегда. Осторожно снялась с моего члена. Убежала в ванную. Но быстро вернулась и также в платье. Видимо, просто подмыла попу.
— Ну, хоть причёску не растрепал, — покосилась она на меня, поправляя свой вид перед зеркалом, — ну, ТЕПЕРЬ то, ты готов, надеюсь?
В тот вечер мы снова много пили и хорошенько веселились, танцевали до упаду. На нас, конечно, многие нет-нет, но удивлённо косились. Всё-таки наша с мамой разница в возрасте не вызывала сомнений. Но, сказать по правде, ни я ни мама сегодня на это не обращали никакого внимания. Хм… Мама даже позволяла целовать себя за столиком и на танцполе. Правда, сегодня я не тянула её из бара никуда «отлучиться», ибо в номере с избытком утолил свою страсть..
Вернулись мы поздно, правда, в этот раз ещё далеко до рассвета. Мама снова утром была намерена попасть на завтрак и позагорать под утренним солнцем.
Я лежал на диване, голый и ждал её из душа. Мама вышла, завёрнутая в полотенце. Я перевернулся на живот и молча наблюдал за ней..
— Ты как наш кот, — улыбнулась мама, — тот тоже также всё-время лежит на диване и наблюдает за мной..
Я улыбнулся.
Не знаю, с чего она решила вдруг помассировать мне спину. Но она подошла ко мне сзади меня, так что я не мог ее видеть.
Затем я почувствовал, как она взобралась на диван и оседлала мою спину. Вообще, раньше она частенько мяла мне спину и массировала мне плечи. И казалось, это доставляло нам обоим обоюдное удовольствие… Вот и сейчас я довольно потянулся под её пальцами.
Я наслаждался спокойным массажем. Но ещё большее удовольствие доставляло чувствовать кожей, что на маме нет никакой одежды. Совершенно чётко я ощущал, что в том месте, где сидит мама, моя спина немного намокла — значит, она касается меня там своей влажной киской! Мой член немедля вырос до своего максимального размера.
Чуть позже она устроила мне массаж грудью. Я был на небесах! Особенно, когда она велела мне перевернуться на спину.
Посмотрела на мой твердокаменный член, хмыкнула. Уселась на мои бёдра так, что мой член был плотно прижат к моему же телу её киской. Чувствовать её так и не иметь возможности в неё войти, — это было невыносимо возбуждающе. Особенно, когда моя мамка обхватила свои груди руками и принялась ласкать своими сосками мою грудь и живот. И так медленно, она опускалась все ниже и ниже, и вскоре моя раскалённая огромная булава оказалась, наконец, зажатой между двумя горами теплой, сочной женской плоти.
— Мама..
Я был уже на грани, и мама отлично понимала это. Она массировала меня своей грудью, с силой сжимая мой сочащийся член в этом сладком плену.
Уже скоро мой член задрожал, яички готовы были выпустить на волю скопившийся в них заряд. Уже в самый последний миг, горячие мамины губы, как будто спохватились в последний момент, опустились и обхватили головку моего члена. Я кончил прямо ей в рот, она высосала все до последней капли.
Самое удивительное, что в этот раз мама и не подумала останавливаться. Она ласково посасывала опустошённый обмякший сосуд в своём рту, закладывала его то за одну щёку, то за другую, невероятно нежно ласкала его язычком. Не знаю, но она, словно, демонстрировала мне во всей красе своё истинное мастерство и умение. И ей это прекрасно удалось. Уже скоро я снова был в полной боевой готовности.
Мама довольно замурлыкала и снова удивила меня. Не выпуская мой напряжённый член из плена своих губ, мамка взобралась на меня, поворачиваясь, перекинула через меня ногу и мы уже в позиции 69.
Мама яростно сосёт мой член, ее влажная набухшая киска нетерпеливо тыкается в моё лицо.
Несколько мгновений я любуюсь этим шикарным видом. Но мама совсем с силой прижимается ко мне и понимаю, как она возбуждена и хочет моей ласки.
Я пальцами раздвинул напряженные губки и увидел маленький комочек плоти — ее клитор, ниже — розовую, влажную дырочку влагалища. Я был как будто в каком-то религиозном экстазе. Вот он Храм, подаривший мне жизнь… Он был прямо перед моими глазами.
Не раздумывая ни секунды, я ворвался в сочащуюся нежную дырочку своим языком, обуреваемый желанием попробовать на вкус ее сок.
Мама даже выпустила меня из себя и сладко сдавленно застонала.
Меня это распалило ещё больше. Я лизал ее клитор, затем обхватил его губами и втянул внутрь рта, где во всю принялся теребить его языком. Мама пыталась снова сосать мой член. Но постоянно сбивалась, выпускала его изо рта, тихо скулила или стонала, замирая. Но после набрасываясь на моё мужское достоинство с удвоенной силой.
Ее ароматные, тягучие соки стекали по моему лицу, наполняя мой рот божественной для меня влагой материнского лона.
Но вдруг, без всякого предупреждения мама скатилась с меня и оседлала мои бедра. Она пристально смотрит на меня, в её глазах горит возбуждение. Её пальчики обхватывают моё вздыбленное, мокрое от её слюны копьё и направляют прямо в её киску.
Мне дьявольски неимоверно хорошо сейчас. Но я зачем-то, всё равно предостерегаю её:
— Мама… Ты уверена, что хочешь туда?
Она с мягкой улыбкой смотрит на меня:
— А ты снова хочешь меня в попку?, — она мило морщится, — у меня уже там от тебя болит..
— Это же… , — я запинаюсь, но всё равно выговариваю, — это же инцест, мама! Меня это не пугает… Но я боялся, что ты будешь против!
Мама снова улыбается и шутливо вскидывает глаза к потолку:
— Ах… Значит, когда твой член входит в мой рот или ты берёшь меня сзади это не инцест?, — она тихо смеётся, — не говори глупостей, сынок..
Я не верил своим глазам и ушам! Но я даже привстал на локтях, чтобы видеть каждый миг этого святотатственного действа. У меня даже сердце замирает глядя, как мамино влагалище медленно поглотило возбуждённую головку моего члена. Она специально это делала медленно, словно, понимая какое наслаждение у меня вызывает созерцание этого зрелища.
Но её ладони на моей груди предательски задрожали, выдавая с головой и её возбуждение от происходящего.
Я не выдержал и подался своим бёдрами ей навстречу. Я с восторгом смотрел, как мягкие губки родного материнского дона натягиваются на мой напряжённый кол, медленно исчезающего в глубине маминого тела.
Когда я полностью погрузился в маму, она приникла ко мне и наши губы сливаются в жарком горячем поцелуе. Как и я, мама хочет запомнить этот момент, этот миг, когда мы слились воедино.
Но страсть слишком сильно бурлит в ней. Моя мамочка хочет яростной страстной ебли.
Мама начала скакать на моем члене, как на жеребце. Я сильно сжал ладонями ее грудь. Подстроившись под ее темп, я двигал бедрами ей навстречу, когда она опускалась, это доставляло ей, да и мне тоже, особое острое удовольствие.
Когда она кончила и безжизненно упала ко мне на грудь, я перевернул её. Теперь я оказался сверху, с мамиными ногами на плечах. Я неспешно и ритмично входил в неё, пока она не пришла в себя. Её ладошки почти сразу сжали мои ягодицы.
— Быстрее! Егор! Сильнее! Трахни свою мамочку! Не жалей меня!
Я впился в её губы поцелуем и что называется обрушился на неё всей своей мощью и пылом. Мама беспрестанно стонала, то и дело, срываясь на крик. Мой каменный член, покрытый ее соками, с чавкающим звуком входил и выходил из ее тела. Когда наши бедра встречались, к этой симфонии любви добавлялись мокрые шлепки.
Её ноги на моих плечах выгнулись в струны, а пальцы рук больно вцепились в мои бёдра, с силой притягивая меня к себе..
— Аааа… , — вскрикивает мама, — я снова улетаю! Егор, кончи вместе со мной!
Я напрягся, не соображая и не решаясь кончать в неё без её разрешения. Но мама уже жарко шепчет мне в ухо:
— Да в меня же, дурачок! Ты всегда должен кончать в СВОЮ женщину..
Я и так уже был почти на вершине, а эти слова буквально взорвали меня! А тут ещё мама своей киской как-то умудрилась туго сжать мой член. И я почти сразу же разрядился прямо в нее. Струя горячей спермы ударила точно в цель.
Мы кричали в один голос, растворяясь в океане наслаждения.
Мы лежали рядом, полностью опустошенные и уставшие. Спустя какое-то время мы принялись лениво и нежно целоваться. Но не ради нового возбуждения.
Я думал, что мама побежит в душ подмываться. Но она так и уснула головой на моей груди..
Мне что-то не спалось. Может привык за прошлые ночи уже не спать до самого утра. В конце концов, я решил выбраться прогуляться. И если, честно непереносимо хотелось покурить. Мама, конечно, уже крепко спала, тесно прижимаясь ко мне, но я не решился курить на балконе. Нет, я ни капельки не боялся её гнева. Теперь это было смешно. Но знал, как она расстроится из-за моего курения. А сегодня мне не хотелось ничем омрачать эту ночь.
Я осторожно выбрался из под мамы. Она даже не пошевелилась и по-прежнему сладко сопела.
В коридоре я запер дверь номера на ключ. И только потом заметил нашего соседа по номеру через стенку.
— Ты чего там женщину мучаешь?, — он улыбнулся и поднял большой палец, показывая, мол «класс». Хм… Видимо наши с мамой крики были слышны далеко за пределами нашего номера.
Потом завистливо вздохнул:
— Шикарная у тебя любовница… Пипец, шикарная! Завидую..
Это был здоровенный детина, лет, наверное, 23, на мой взгляд, полный кретин. Сказать по правде, я с самой первой нашей встречи почувствовал к нему крайнюю неприязнь.
Помню, ещё на второй день нашего с мамой приезда я, пользуясь тем, что мама заболталась на пляже с Галиной Петровной, юркнул в пляжную кафешку неподалёку, чтобы тайком выпить бокал пивка и покурить.
Серёга был там и, не смотря на ещё предобеденное время, уже крепко навеселе. Впрочем, он тут почти постоянно был бухой. Признав во мне соседа, он буквально навязался ко мне.
Хрен его знает, на кой ляд он мне всё это рассказал. Но рассказывал он хвастливо, горделиво подбоченись, всё поглядывая на меня, словно, надеясь узреть у меня на лице нотки зависти.
Ну, типа он с Москвы, работает к компании у отца, бабла у него куры не клюют. Хоть он и молод, но женат со второго курса универа и у него уже двое детей. Но он здесь не с женой, жена пускай дома сидит с детьми. А Серёга здесь с любовницей приехал отдохнуть, причём втихаря и от жены и от отца. Потому, что любовница его это секретарша отца, с которой папашка его тоже спит. Я, конечно, уважительно закивал, подыгрывая ему, но впредь старался избегать его общества.
Я пожал его руку. Он, походу, опять был крепко под шофе.
— Чего не спится? Пять утра уже, — вежливо поинтересовался я.
Серёга махнул рукой:
— Да… Пойду покурить. Блин… , — он сокрушённо покачал головой, — взял эту дуру с собой. А неё эти дни, мать её… Ну, женские дни.
Он выругался:
— Млять, я так то и жену мог взять с собой.
Короче, увязался он со мной на улицу курить. Мы сидели на лавочке перед отелем и курили. Серёга мне опять травил какие-то байки из своей героической жизни. Но я слушал его в пол уха. А точнее, вообще не слушал его очередной пьяный бред.
При виде максовой машины у меня челюсть так и отвисла. Я даже закрыл и открыл глаза. Нет, это было не виденье. И ошибиться тут было невозможно. Зловещий черный БМВ Макса кое-как, туда сюда тыкался, явно пытаясь припарковаться у аллеи метрах в двухстах от нас с Серёгой.
— Извини, мне надо подойти..
Сам не зная, на хрена я это делаю, я поднялся и медленно двинулся к машине.
Макс открыл дверь и, видимо, хотел выбраться наружу. Но в итоге, он просто вывалился и распластался на асфальте возле машины. Правда, тут же поднялся, цепляясь за дверь… Он был не просто никакой, он пьян в хлам. Я смотрел, как он открывает заднюю дверь..
Ну, а потом я просто обомлел. Или охренел. Или окуел. А скорее всё вместе взятое.
На Галину Петровну и Дашу было страшно смотреть. М-да.
.. До моей мамы им обоим далеко. У мамы хотя бы хватило сил ПОСЛЕ ВСЕГО привести себя в божеский вид. А глядя на любую из них, сразу было понятно, что и мать и дочь долго и жёстко трахали.
Макс помог им выбраться их машины и махнул рукой в сторону отеля. И они обе, качаясь, едва не падая, держась друг за друга, побрели в мою сторону.
Я был уже почти рядом и он заметил меня. Пьяно покачнулся, и, наверняка бы, упал опять. Но успел облокотиться о капот. Его рот расплылся в широкой улыбке. Ну, прям, как если бы он увидел старого доброго знакомца..
— Егор, ёпта! Здорово, кореш!, — помахал он мне. Потом увидев, что я ошарашенно таращусь на замученных Галину Петровну и Дашу, он от души заржал:
— Мля, прикинь, Галинка тоже училка! А Дашка учится на училку в Педагогическом… Тоже, дуры, что-то там строили поначалу из себя… Но ты знаешь же, Светка, да и прочие наши дамы кого хочешь раскочегарят..
И Галина Петровна и Даша, как по команде испуганно обернулись и затравленно смотрели на Макса. Макс изобразил что-то вроде церемонного поклона.
— Ступайте, дамы! Ступайте! Этой ночью Вы с блеском исполнили Ваш долг перед обществом!
Он снова сфокусировал свой взор на меня и так же громко продолжил:
— Ты не поверишь! Эти две лярвы такие блядины! Сначала тоже ломались… А потом, ипать, ТАКОЕ там вытворяли! Ох, как они еблись! Как кошки! Как кролики! Я уж думал, на что твоя мамочка прирождённая шлюха, но эти две сучки переплюнули…
Но я уже был рядом с ним и мой кулак с силой впечатался в его челюсть. Нет, вряд ли бы у меня был хоть один шанс выстоять против него в честном бою хоть секунд десять. Но Макс был безобразно мертвецки пьян. Так что он рухнул, как подкошенный, вдобавок ещё шмякнувшись башкой о капот.
Правда, довольно быстро принялся подниматься… Я не удержался и от души врезал ему ногой прямо по роже. Брызнула кровь..
— Да хорошо, пацик… — взревел жалобно Макс, самым примирительным тоном, вообще без тени злобы, — ты чего охренел? Млять, ну извини! Извини! Мама у тебя святая! Золотая, короче! Брильянтовая, млять!
Он уселся задницей на асфальт и тряс головой. Из его носа и из разбитых губ капала кровь.
— Ну, пипец… Ну, ты чё? Всё же чин чинарём! Все довольны!
Наверное, стоило ему разок врезать.
— Сука, ты… — процедил сквозь зубы я, обернулся и пошёл обратно к отелю, вслед за Галиной Петровной и Дашой, неуверенно бредущими впереди и к Серёге, вскочившему со скамейки при виде того, как я бью Макса.
— Пацан, да без обид! Ёпта… — пьяно хохотал мне в спину Макс, — обидчивый, млять..
— Ни хрена себе, как ты его!, — развёл руками Серёга, — за что ты его так?
— Есть за что!, — бросил я ему через плечо.
Серёга уважительно покивал головой.
Галину Петровну и Дашу я и семенивший следом Серёга нагнали уже у самого лифта. Сонный администратор из-за стойки удивлённо и недовольно косился на нас.
Нет, конечно, было видно, что Галину Петровну и Дашу перед тем, как отпустить хорошенько помыли перед душем. Но всё равно вид у обоих был настолько растрёпанный, и даже не измученный, а измождённый, что первая мысль, какая приходила в голову при виде их, — что этих женщин долго и жёстко трахали. Я заметил, что у них обоих красные полосы от порки есть даже на ногах. Короткие выше колен юбочки не могли этого скрыть. Из сумки Галины Петровны торчала трость. Точно такая же, какой пороли мою мать и которую мне подарил Макс. Хм… Видимо, это тоже их какой-то прикол. Дарить своим жертвам те самые трости, которыми их пороли.
Лифт был большой, на десять человек.
Не знаю почему, но я поглядывал на несчастных женщин с изрядной долей злорадства. Они обе чувствовали мой взгляд и неуверенно жались друг к другу. А я вспомнил, как одна и другая проходили мимо мамы, демонстративно отвернувшись в сторону и даже не отвечали на мамино «здравствуйте» и как это обижало маму. Ладно, ещё Галина Петровна, но также делала и Даша. Понятное дело, что мамаша поделилась увиденным в нашем с мамой номере со своей дочкой.
Поддавшись какому-то импульсу, я протянул руку и нажал кнопку «стоп», лифт дёрнулся и встал.
— Ну, что шлюшки, как я понял, Вам показали Ваше место?, — я грозно воззрился на мать и дочь. Те затравленно, как побитые собаки, прижавшись друг к другу, исподлобья смотрели на меня и пятились к задней стенке лифта.
— Эй, ты чего, Егор?, — подал сзади голос Серёга. Но я даже не ответил ему.
Я протянул руку и схватил Галину Петровну за руку.
— Сколько Вы обе заработали сегодня?, — рявкнул я, — грёбанные грязные проститутки!!! Ваш муж и отец знает, чем Вы тут, бляди, занимаетесь?!
Мой голос сочился презрением и крайним отвращением. Даша завсхлипывала.
Я притянул за руку к себе Галину Петровну и, не помня себя, рванул в сторону лёгкую блузу у неё на груди. Раздался треск материи и большие отвисшие груди свободно повисли. Конечно, Галине Петровне было далеко до моей мамы. Она была пухленькая, даже толстенькая, но тоже в целом ничего, в соку, как говорится.
Со слезами на глазах Галина Петровна смотрела на меня. У неё были расширенные глаза и от неё изрядно несло алкоголем. Я грубо принялся тискать её титьки, намеренно пытаясь доставить ей боль. Она прижалась к стенке лифта, морщилась от боли, но ничего не говорила. Впрочем, я не сомневался, что она не будет сопротивляться. После того, что с ними недавно вытворяли вряд ли, что мамаша, что дочка, ещё скоро найдут в себе силы противостоять насилию. Грудь у Галины Петровны также, как недавно у мамы, была исполосована следами от трости, покрыта следами от зубов и засосов.
— Эй, да ты чего делаешь-то? — Серёга был просто в ахуе, походу.
— Хочу, чтобы эта шлюха отсосала у меня, — спокойно с улыбкой выговорил я, глядя в перепуганные покорные глаза Галины Петровны.
Я надавил рукой на её плечо и она спиной по стенке сползла на пол и покорно встала передо мной на колени.
— Рот открой!, — коротко бросил я ей, — ну! Язык высунь! Ещё сильнее!
Галина Петровна послушно распахнула рот и старательно вытягивала язык.
Я глянул на ошарашенного Серёгу.
— Да не сцы… Эти две конченые шалавы.
Я набрал полный рот слюны и медленно спустил её прямо на язык Галины Петровны. Галина Петровна послушно всё проглотила.
Я вновь кинул взгляд на Серёгу:
— Ну… Видишь?
Это невозможно описать, что было написано сейчас на лице у Серёги.
Я приспустил шорты. Мой член был уже на взводе и тут же упёрся в губы Галины Петровны. Я обхватил женщину за затылок. Она уже сама наплыла на мой член ртом. И принялся грубо и глубоко трахать её в рот, ни капельки не заботясь о её ощущениях.
Серёга с немым восхищением смотрел на меня.
— Чё ты стоишь? Дай в рот её дочке., — бросил я ему, — она, небось, соска-то похлеще своей мамаши!
Даша тоже особо не выделывалась. И скоро стояла на коленях рядом со своей мамой и также брала в рот у пыхтящего от натуги Серёги.
Немного погодя, мы прижали маму и дочку спинами друг к другу и трахали их так. Первым кончил Серёга, Даша закашлялась, давясь. Чуть позже и я выстрелил в горло Галине Петровне струёй спермы.
— Ваще, класс!, — Серёга с бескрайним уважением смотрел на меня, — слушай, а я же их знаю… Они же этажом ниже. Давно уже здесь отдыхают! Мля, ну, никогда бы не подумал..
Я только хмыкнул. (Специально для ) Обхватил затылки матери и дочери и с силой прижал их лицами друг к другу. Обе поняли, что от них требуется. Наверняка, за эту ночь их не раз не только заставляли целоваться друг с дружкой, но делать вещи гораздо грязнее и поразвратнее. Женщина и девушка послушно слились в поцелуе.
Я думал, Серёга прямо тут свихнётся.
До номера мы всё же их проводили. В конце концов, хотя бы в благодарность за отсос. Ни Даша, ни Галина Петровна даже глаз на нас не поднимали.
Возле их двери, Серёга замялся.
— Слушай, а ты не против, если я к ним в гости загляну?
Я пожал плечами:
— Да мне по фуй..
Серёга шутливо отсалютовал мне и скрылся в двери номера, вслед за Галиной Петровной и Дашей, заперев за собой дверь.
Я сладко потянулся… Уже было утро. Дьявольски хотелось спать. Ещё больше хотелось забраться под одеяло, прижаться к тёплому податливому бочку мамы.
Впереди нас с мамой ждали ещё четыре счастливых дня на тёплом южном берегу..
